Глава 3. Внутренняя политика - Общество

ПАРАДОКСАЛЬНАЯ ДЕМОГРАФИЯ (концевая сноска 1)

В последние годы демографический кризис в России не раз становился предметом обсуждения в многочисленных статьях как в специализированных журналах, так и в ежедневных изданиях и на тематических веб-сайтах. В этих публикациях подчеркивалось снижение численности населения, связанное с падением рождаемости и с высоким уровнем смертности. Прекращение этих тенденций неоднократно связывали с изменением демографической и социальной политики. Большое внимание также уделялось миграционным вопросам на фоне противоречивой миграционной политики и потока беженцев с Украины. С 2006 г. российские власти делают упор на демографическую политику. Президент Путин подчеркнул это в своем послании Федеральному собранию 10 мая 2006 г., а также в объявлении о создании «материнского капитала», на котором сфокусировалось все общественное внимание. Однако это не единственная мера по поддержке рождаемости: были значительно увеличены выплаты по декретному отпуску, введено пособие по беременности и родам для неработающих женщин, снижены цены на услуги детских дошкольных учреждений (концевая сноска 2).

Напомним, что материнский капитал представляет собой достаточно крупную сумму (в 2006 г. – 453 000 рублей), выплачиваемую семье при рождении второго ребенка. Эта сумма может быть использована исключительно в пользу ребенка (оплата образования, улучшение жилищных условий и т.п.). Общая сумма материнского капитала пересматривается в соответствии с уровнем инфляции, в то время как большинство социальных выплат не индексированы (отметим, однако, что в 2016-м и 2017 гг. индексации материнского капитала были заморожены). Волюнтаристский и необычный характер этой ключевой меры российской демографической политики вызывает немало вопросов. Ее совершенно по-разному оценивают политики и демографы. Однако эта мера не должна заслонять прочие изменения демографической картины в России, в особенности в сфере смертности, которые имеют более глубокий и, возможно, более важный для будущего характер.

В данной статье мы остановимся на трех аспектах: численность населения, фертильность (суммарный коэффициент рождаемости, или СКР) и смертность. Миграционный вопрос уже рассматривался в предыдущей статье (концевая сноска 3). Странным образом, многие споры сосредоточились на общей численности населения в связи со снижением суммарного коэффициента рождаемости, в то время как снижение численности населения необязательно имеет негативные последствия и само по себе не является неизбежным признаком демографического кризиса. Это особенно верно в отношении России, где изменение численности населения зависит от целого ряда факторов помимо СКР, смертности и миграционных потоков. Самым важным аспектом в данном случае является очень неровная возрастная пирамида: снижение численности населения может быть всего лишь результатом того, что материнского возраста достигли малочисленные поколения. Именно из-за этого, какой бы ни был СКР, если только не будет проводиться особенно активная миграционная политика (концевая сноска 4), в ближайшие годы неизбежно произойдет уменьшение численности населения, так как очередные малочисленные поколения приближаются сегодня к среднему материнскому возрасту (см. рис. 1) (концевая сноска 5). Верхний прогноз Росстата (только этот вариант рассматривает продолжение роста населения) предполагает ежегодный миграционный прирост около полумиллиона человек (что предполагает еще большее число иммигрантов, поэтому следует учитывать и эмиграцию), а также продолжение роста суммарного коэффициента рождаемости до двух рождений на женщину. Средний прогноз (более вероятный, но который мы рассматриваем скорее как высокий) предполагает миграционный прирост в 300 000 человек в год и СКР, который превысит сегодняшний показатель. Стоит заметить, что нижний прогноз не предполагает снижения СКР.

Второй важной темой является суммарный коэффициент рождаемости. Его рост обыкновенно изображают как большой успех наталистской политики, которую российские власти проводят с 2006 г. Демографы спорят с политиками по поводу реальной оценки этих мер. Первые убеждены, что их эффект незначителен и что на сегодняшний день невозможно напрямую связывать выплату материнского капитала и рост СКР, который вырос с 1,2 рождений на женщину в 2006 г. до 1,7 рождений в 2015 г. Политикам, которые считают, что результатом проводимой политики стал прирост СКР на 0,5 рождений на женщину, демографы отвечают, что политика могла сыграть роль стимула, но ее эффект не превышает 0,15 рождений на женщину. Чем объясняется подобное расхождение между эффектом, подсчитанным демографами, и реальным изменением этого показателя? Ведь СКР – всего лишь один показатель среди многих других, который к тому же почти ничего не говорит о том, каким на самом деле будет потомство тех поколений, на которые распространялась политика повышения рождаемости. Многие исследования доказывают, что государственные меры поддержки имели неоспоримое влияние на рождаемость (обратное было бы странно, учитывая размер пособий относительно уровня жизни в России), но что их влияние никоим образом не может объяснить величину роста СКР, который оценивает ситуацию на определенный момент времени, а не как итог за всю жизнь женщины или мужчины. Более углубленные исследования оценивают влияние пронаталистской политики на рост СКР на величину в 0,15 рождений на женщину. Разница с показателем в 0,5 рождений на женщину объясняется так называемым календарным эффектом: семейные пары, у которых уже был один ребенок, поспешили родить второго, чтобы поскорее получить право на льготу, которую они, возможно, рассматривали как временную. Но из этого не следует, что они в принципе изменили свои долгосрочные планы по численности семьи; как не следует и того, что семьи или одинокие женщины с одним ребенком, которые не планировали рожать второго ребенка, изменили свою позицию из-за учреждения соответствующего пособия.

Последние изменения рождаемости среди сельского населения, которое больше всего отреагировало на принятые меры (рост на 45% с 2006 г. по 2014 г., по сравнению с ростом в 30% среди городского населения, вполне понятный, учитывая бедность сельского населения по сравнению с городским), похоже, подтверждают анализ специалистов. В настоящее время впервые после 2006 г. СКР среди сельского населения начал падать. Можно предположить, что это отражает изменение тенденции, которое вскоре должно затронуть и городское население. Все эти прогнозы, разумеется, пока не подтверждены. Но эти данные интересны по двум причинам: во-первых, они показывают, что значительная разница в показателях между сельским и городским населением – не новое явление и что меры по поощрению рождаемости примерно одинаково повлияли на обе части населения (некоторые подчеркивали этот аспект, опасаясь, что материнский капитал в большей мере повлияет на наиболее бедные семьи, которые наиболее чувствительны к финансовым мерам поощрения). Во-вторых, данные показывают, что рост не начался в 2007 г., а просто продолжился и усилился: это стало своего рода «наверстыванием» после того, как увеличился средний возраст при рождении первого ребенка и после «переноса» первого рождения на более поздний срок как результат тяжелой экономической ситуации; тут имеют значение и изменения поведения, которое постепенно приближается к европейским нормам (концевая сноска 6).

С другой стороны, как мы уже писали в предыдущей публикации (концевая сноска 7), гораздо более существенные изменения произошли на уровне смертности. Если говорить об успехах, то именно в этой сфере произошло самое значительное улучшение: продолжительность жизни сегодня растет, при том что она постоянно снижалась до конца XX в. и очень сильно менялась между 1986-м и 2000 г. как следствие антиалкогольной политики 1980-х гг. Это решающая и, похоже, окончательная смена тенденции, которая знаменует конец долгого и катастрофического ухудшения (см. рис. 3).

Явление может показаться парадоксальным, поскольку к политике в сфере здравоохранения, профилактики или больничного оборудования общественное внимание привлекалось гораздо меньше, чем к мерам по поощрению рождаемости. Но перемены налицо. Происходит медленное, но ощутимое приближение к общеевропейскому уровню: речь идет о примерно десятилетнем отставании от показателей стран Центральной и Восточной Европы (концевая сноска 8). Объяснения пока остаются расплывчатыми, поскольку изменение тенденции не соответствует четким и решительным мерам или массированным инвестициям в области здравоохранения. Если расходы в области социальной политики увеличились за последние годы, то расходы в сфере здравоохранения остались стабильными – на уровне от 10% до 12% общего бюджета (включая региональные бюджеты) (концевая сноска 9) – и составили около 3,5% ВВП.

Следовательно, причины такого изменения тенденции надо искать в другом. Антиалкогольная политика бесспорно является одним из факторов; сегодня она проводится более последовательно, чем в 1980-х гг., и опирается не на жесткие меры, трудноприменимые в долгосрочном плане, а на налоговую политику и борьбу с подпольным производством алкоголя. Однако главное объяснение, вероятно, кроется в природе политической системы. Как пишет один из ведущих специалистов в этой сфере Владимир Школьников со своими коллегами, «…Снижение уровня смертности, которое в последнее время наметилось в России, можно объяснить совокупностью факторов, включая изменение социального поведения (снижение потребления алкоголя, более здоровое питание), проведение активной политики в сфере здравоохранения (применение препаратов, понижающих артериальное давление, возросшая доступность и использование высокотехнологичных хирургических и нехирургических методов лечения) и улучшение экономической ситуации. Хотя некоторые из этих факторов имели временный эффект, наблюдаемый сегодня спад может стать более длительным, чем два предыдущие. Вероятно, что современная Россия достигла первой стадии сердечно-сосудистой революции и вступает на путь нового режима смертности». 

Но это заключение скрывает один факт: именно передача больничным учреждениям и медицинским работникам ответственности за политику в сфере здравоохранения (вместо усиленной централизации) позволила этим учреждениям закупить соответствующее оборудование и дала им возможность предупреждать и лечить сердечно-сосудистые заболевания (которые являются главной причиной разрыва в уровне смертности между Россией и остальными европейскими странами). Кроме того (хотя эта гипотеза труднодоказуема), это результат более широкого распространения информации о здоровом образе жизни и причинах смертности. В течение 1970-х и 1980-х гг. – периода, когда ситуация ухудшалась, – информация практически отсутствовала, статистика не публиковалась. Публичное обсуждение роста смертности запрещалось. Начиная с середины 1980-х гг., когда стали публиковаться различные показатели, научное сообщество открыло для себя масштаб кризиса, а те советские ученые, которые отдавали себе отчет в происходящем, смогли беспрепятственно изучать вопрос. Обсуждение стало возможным, но тем не менее уровень смертности оставался относительно редкой темой в публичных дискуссиях. Начиная с конца 1990-х гг., интерес общественного мнения к этим вопросам начал расти, их стали открыто поднимать. Распространение информации в сочетании с большей осведомленностью врачебных кругов и расширенным доступом к современному оборудованию позволило переломить тенденцию. Конечно, уровень смертности продолжает зависеть от конъюнктуры и нельзя исключать ни замедления снижения уровня смертности, ни даже конъюнктурной инверсии тенденции. Однако тенденция утвердилась, и следует ожидать постепенного приближения российских показателей к показателям, наблюдаемым в большинстве европейских стран.

 ***

1. Данная публикация представляет собой продолжение серии статей, вышедших в предыдущих выпусках этого сборника. На примере более свежих данных мы продолжаем анализ демографических изменений в Российской Федерации. См.: Захаров С. Рождаемость в России в период пронаталистской политики // Ежегодный доклад Франко-российского аналитического центра Обсерво «Россия 2016». Москва: Новый век медиа, 2016. С. 320–325 и Флоринская Ю. Украинские мигранты в России // Ежегодный доклад Франко-российского аналитического центра Обсерво «Россия 2016». Москва: Новый век медиа, 2016. С. 326–329.

2. Захаров С. Скромные результаты пронаталистской политики на фоне долговременной эволюции рождаемости в России: Первая часть // Демографическое обозрение. 2016. № 3. Автор хотел бы привлечь внимание к этому российскому специализированному в сфере демографии журналу; он существует уже три года и публикует очень качественные научные статьи.

3. Блум А. Россия: территория меняющейся миграции // Ежегодный доклад Франко-российского аналитического центра Обсерво «Россия 2014». Москва: Новый век медиа, 2014 г. С. 205–215.

4. Мы исключаем новые возможные территориальные расширения Российской Федерации.

5. В результате присоединения Крыма данные Федеральной службы госстатистики по численности населения выросли примерно на 3 млн человек; эта цифра превосходит прогноз 2014 г. по долгосрочному снижению численности населения 2030 г. С другой стороны, неизвестно, как именно Росстат учел прибытие полумиллиона беженцев с Украины, при том что многие из них скорее всего останутся на территории РФ, независимо от дальнейшего изменения международного положения.

6. См. углубленный анализ в приводимой выше статье Сергея Захарова. Сергей Захаров является безусловно одним из лучших специалистов по этому вопросу на сегодняшний день. Он особенно внимательно изучает измерение и прогноз потомства отдельных поколений, не ограничиваясь анализом синтетического коэффициента рождаемости.

7. Блум А. Россия: территория меняющейся миграции, op. cit., 2014.

8. Блум А. Россия: территория меняющейся миграции, op. cit., 2014.

9. См.: Зубаревич Н., Горина Е. Социальные расходы в России: федеральный и региональные бюджеты: Институт управления социальными процессами, Центр анализа доходов и уровня жизни. Высшая школа экономики, 2015, https://www.hse.ru/data/2015/05/20/1097292445/Выпуск%203.pdf203.pdf