Тимофей Бордачев, научный руководитель Центра комплексных европейских и международных исследований факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ
1. По прошествии недели после вспышки кризиса в Казахстане, обстоятельства произошедшего не совсем ясны. Идет ли речь о социальном взрыве, попытке дестабилизации или даже государственного переворота либо же о чем-то другом?
Причины кризиса в Казахстане – это накопленные за 30 лет независимости проблемы в социальной, политической и управленческой сферах. Широко известно, что по мере роста населения обострялись социальные проблемы в регионах – особенно на юге. Одновременно с ними продолжалось распространение радикальных религиозных идей. Повышение цен на газ стало триггером в тех регионах, где бытовое отопление осуществляется газом, а население и так является достаточно бедным. Затем они перекинулись на южные регионы страны, где приняли уже более насильственный характер. Поэтому первая волна выступлений – 2-4 января – была представлена именно простыми людьми, выступавшими по экономическим причинам. А с 5 января на улицах их сменили группы радикально настроенной молодежи из сельской местности южных областей – именно они и штурмовали административные здания в Алматы, когда демонстранты 2-4 января уже сидели дома. Сейчас сложно говорить о том, какие внутренние противоречия в элите стали дополнительным фактором, но официальная версия казахстанских властей придерживается именно этой точки зрения.
2. Почему Россия решила вмешаться?
Потому что к ней обратились за помощью законное правительство Казахстана и его президент. Это первый случай в истории ОДКБ – Александр Лукашенко справлялся сам, а в Киргизии власти менялись на основе внутреннего компромисса. Для Москвы решение, совместное с другими странами ОДКБ, стало молниеносным – 5 января было очевидно, что власть в Казахстане не устоит, если не получит весомой моральной поддержки. Задача миротворцев – не воевать с террористами, а вселять уверенность в президента Токаева и тех, на кого он может положиться.
3. Какими, по Вашему мнению, могут быть последствия последних событий для Центральной Азии, для позиций России в регионе и, в более общем ключе, для ее внешней политики?
Позиции России в регионе, конечно, усилились, но это накладывает и новые обязательства. Россия не хотела бы брать на себя слишком много ответственности за регион, и ее очень тревожит, когда местные государства оказываются под угрозой падения режима. Тем более что Китай не готов и не может предоставлять этим странам гарантии безопасности. Поэтому Россия постоянно подчеркивает, что цель миротворцев – это не война с террористами, а охрана отдельных объектов – российские и другие силы должны быть настолько убедительными и грозными, что с ними никто не захочет вступать в боевое соприкосновение.
Более тревожно чувствует себя Узбекистан – там тоже идут сложные экономические процессы и много бедного населения. Перед Ташкентом теперь выбор – вернуться к политике самоизоляции либо открываться дальше, понимая на примере Казахстана, какие риски и угрозы это несет. Киргизия теперь близкий союзник России и одна из опор российского влияния в Центральной Азии. Как и Таджикистан, который также может столкнуться с внутренними проблемами, тем более что рядом Афганистан, где много таджикского населения. Защита Таджикистана, где стоит российская военная база (целью России является не допустить войны), – это важнейшая цель контактов между Москвой и «Талибаном»*.
Казахстану будет сложнее проводить многовекторную политику теперь, когда большая часть населения и элит понимают, что в сложной ситуации спасти их может только Россия. Но в Москве не собираются диктовать Казахстану, как ему развиваться, хотя в отдельных вопросах – социальная политика, например – российский опыт мог бы стать полезным. В России очень низкие опасения по поводу роли Запада в Центральной Азии – он воспринимается как способный только на поддержку дестабилизации, но не как конкурент.
* Движение «Талибан» запрещено в России.