Fr Fr

Глава 1. Внешняя политика и оборона

Маркедонов Сергей
1 ноября 2019

"Россия и Южный Кавказ: старые проблемы, новые вызовы"

В последние несколько лет политическая ситуация в Кавказском регионе вытеснена на обочину международной информационной повестки дня событиями вокруг Ближнего Востока и Украины. Однако, несмотря на смещение внимания экспертов и дипломатов, этот регион по-прежнему сохраняет свою стратегическую значимость.

Кавказ является своеобразным мостом между Европой и Азией. Этот регион крайне важен с точки зрения энергетической безопасности. Он примыкает к Ближнему Востоку, страны региона граничат с Турцией и Ираном, двумя ключевыми игроками в нынешнем сирийском конфликте. Кавказ также рассматривается как часть Большого Черноморского региона, который является ареной конкуренции интеграционных проектов (Евросоюз и Евразийский экономический союз). Не менее важно Черноморье и в контексте региональной и европейской безопасности. Одной из центральных тем министериала НАТО, приуроченного к 70-летию этой организации (он прошел 3-4 апреля 2019 года в Вашингтоне), стало расширение присутствия Альянса в Черноморском регионе (см. концевую сноску 1). И хотя сегодня основной фокус внимания специалистов по постсоветскому пространству сосредоточен на вооруженном противостоянии в Донбассе (юго-восток Украины), кавказские конфликты до сих пор дают о себе знать. Ни один из них нельзя считать разрешенным, если мы понимаем под этим достижение всеобъемлющего компромисса между всеми вовлеченными сторонами. Именно на Южном Кавказе находится половина из ныне существующих де-факто государств постсоветского пространства (Абхазия, Южная Осетия, Нагорный Карабах). И два из них в августе 2008 года получили ограниченное признание.

Из всех регионов бывшего Советского Союза только на Кавказе соседние государства не имеют дипломатических отношений: они отсутствуют между Арменией и Азербайджаном, Россией и Грузией. Нет дипломатических отношений и у Армении с Турцией. Две границы Армении (турецкая и азербайджанская) закрыты. При этом реализация регионального железнодорожного проекта Баку-Тбилиси-Карс (он связал Азербайджан, Грузию и Турцию) еще более усилило изоляцию этой страны. В то же самое время Нахичевань остается для Баку эксклавом, коммуникации с которым возможны либо воздушным путем, либо через иранскую и турецкую территории. Но даже союзничество отношения между соседними странами не гарантирует от возникновения острых противоречий. Пример тому – грузино-азербайджанские споры вокруг пограничного участка у монастырского комплекса Давид-Гареджи. После распада СССР около третьей части границы между двумя государствами не делимитирована.  

Россия на Южном Кавказе: основные приоритеты 

После распада СССР Россия играла и продолжает играть значительную роль в процессах на Южном Кавказе. Москва воспринимает регион как особо важную территорию для своих стратегических интересов, в первую очередь потому, что сама Россия – это кавказское государство. На российском Северном Кавказе находятся девять российских регионов – семь республик и два края, входящих в состав Северо-Кавказского и Южного федеральных округов. Большая часть конфликтов на территории этой части страны как открытых, так и латентных, тесно связана с противостояниями в бывших республиках советского Закавказья, и наоборот. 

В настоящее время в освещении российской политики на Южном Кавказе в западной литературе сложились определенные политологические акценты. В фокусе внимания оказываются, как правило, три сюжета:  

- конфронтация между Западом и Россией на постсоветском пространстве и Кавказ, как один из полигонов этого противостояния (2); 

- российский «ревизионизм» и роль Москвы в поддержке Южной Осетии и Абхазии, а также сдерживании натовских устремлений Грузии (3); 

- рассмотрение кавказской ситуации в контексте истории перехода Крыма под российскую юрисдикцию, в результате чего конфликты на Южном Кавказе изучаются либо, как предпосылки для российских действий в 2014 году, либо, как возможные кейсы для повторения «крымского сценария» (4). 

Между тем данный подход помимо того, что отсылает к дискурсам «холодной войны», значительно упрощает ситуацию и не дает полноты картины в освещении столь значимого сюжета, как политика РФ на кавказском направлении. 

Во-первых, говоря о позиции России, следует иметь в виду, что она на протяжении всего периода после распада Советского Союза не была неизменной. В первые постсоветские годы Россия сыграла решающую роль в достижении прекращения огня в ходе вооруженных конфликтов в Южной Осетии (1992), Абхазии (1993–1994 гг.), Нагорном Карабахе (1994), прекращении внутригрузинской гражданской войны (1993) и обеспечении миротворческих операций на территории Грузии. Именно Россия сформировала политико-правовые форматы мирного процесса в кавказских «горячих точках». Это Дагомысские соглашения по Южной Осетии 1992 года и Московские соглашения по Абхазии 1994 года, Соглашение о бессрочном прекращении огня в нагорно-карабахском конфликте 1994 года. Роль Москвы в качестве главного медиатора в урегулировании закавказских противостояний была признана и Западом, и международными организациями.  

Однако на Россию всеми участниками кавказских конфликтов возлагались разнонаправленные ожидания. Сами же страны региона, не обладая достаточными ресурсами для влияния на корректировку позиции Москвы, пытались заручиться поддержкой внешних игроков (США, Евросоюз, Турция, НАТО). Все это создавало сложные коллизии, способствовало эволюции российских подходов, появлению в ее позиции, как «державы статус-кво» определенных элементов «ревизионизма», как это было в августе 2008 года (признание независимости двух бывших автономий Грузинской СССР в качестве независимых государств). Стоит также иметь в виду, что в 1990-х – начале 2000-х гг. Запад (США и ЕС) на кавказском направлении был недостаточно активен, усилия Вашингтона и Брюсселя фокусировались на «замирении Балкан». Но после успехов в деле геополитической трансформации «пороховой бочки Европы», а также нескольких расширений НАТО и Евросоюза, в том числе за счет республик бывшего СССР, Запад начал активно конкурировать за влияние с Москвой в регионе, который имел (и продолжает иметь) для нее особое значение. Как следствие, жесткая привязка приоритетов двусторонних отношений со странами региона к более широким контекстам взаимодействия и конкуренции РФ с США и ЕС.  

Во-вторых, у российского руководства нет универсального подхода ни к этнополитическим противостояниям, ни государствам на Южном Кавказе (как признанным, так и образованиям де-факто). Каждая кавказская страна имеет для Москвы свое собственное значение, для нее подбирается особый алгоритм.  

Россия-Грузия: между «нормализацией» и противостоянием 



В июне 2019 года российско-грузинские отношения внезапно вошли в кризисную фазу. Тем не менее скажем прямо: диалог Москвы и Тбилиси и ранее не был безоблачным. Согласно грузинскому законодательству, Россия считается не только противником или проблемным соседом, но даже «оккупантом». Бывшие автономные республики Социалистической Советской Республики Грузии, Абхазия и Южная Осетия, воспринимаются Тбилиси как составная часть страны, силой удерживаемая северным соседом. Стратегическая цель Грузии – вступить в НАТО, да и сам альянс рассматривается как союзник в перспективе восстановления территориальной целостности страны, а также гарантия ее продвижения на Запад. В то же время Концепция внешней политики РФ (версии 2013 и 2016 годов) констатирует «новые реалии»: в регионе существует даже не три, а целых пять независимых государств. У России есть посольства в Сухуми и Цхинвали, и в сферу ответственности одного из департаментов МИД РФ, наряду с Арменией и Грузией, входят Абхазия и Южная Осетия. Голосом своих наиболее высокопоставленных представителей РФ множество раз обращалась к западным дипломатам и политикам, предлагая им признать эти «новые реалии», иными словами, статус-кво, существующий в Закавказье с августа 2008 года.

Как бы то ни было, многим наблюдателям казалось, что худшее в отношениях России и Грузии осталось в прошлом. Серия избирательных кампаний в Грузии в 2013—2018 годах значительно изменила внутриполитический ландшафт этой страны. С уходом от власти Михаила Саакашвили и поддерживавшей его партии «Единое национальное движение» в российско-грузинских отношениях произошли определенные изменения. Однако по большей части они носили (и продолжают носить) тактический и избирательный характер. Правительство «Грузинской мечты» не только не пересмотрело прозападный вектор времен президентства Михаила Саакашвили, но и еще четче обозначило его. Именно оно сначала парафировало, потом подписало Договор об ассоциации с Евросоюзом, а в феврале 2017 года грузинские граждане добились права для краткосрочных въездов в страны Шенгенской зоны без визы. И хотя Тбилиси не обрел ПДЧ (План действий по членству) в НАТО, он получил в сентябре 2014 года пакет «усиленного сотрудничества» с Североатлантическим альянсом. В 2019 же году Грузия наряду с Украиной была обозначена в качестве приоритетных партнеров НАТО в контексте усиления его влияния в Черном море (5).

Грузия, несмотря на официальную риторику о восстановлении территориальной целостности как важнейшем национальном приоритете, не предпринимает военных усилий по установлению своей юрисдикции над Сухуми и Цхинвали. При этом действия Южной Осетии по пограничному размежеванию (известные как «бордеризация»), поддерживаемые Москвой, вызывают у Тбилиси и Запада опасения по поводу продвижения России на собственно грузинскую территорию. Заметим, что данный сюжет стал одной из центральных тем президентской избирательной кампании в Грузии в ноябре 2018 года (6).

При этом команда «Грузинской мечты», в отличие от Саакашвили, пошла на серьезные изменения своей тактики. Стратегическая цель — вступление в НАТО и в ЕС видится ей не через лобовую конфронтацию с Россией, а через прагматизацию отношений с Москвой. К очевидным результатам этой политики следует отнести:

- купирование конфронтационной риторики и использования России в качестве фактора внутриполитической мобилизации официальными властями Грузии;

- отказ Тбилиси от поддержки северокавказских националистических движений и политического альянса с ними на основе позиционирования Грузии как «кавказской альтернативы» России;

- декларация готовности к сотрудничеству по вопросам безопасности;

- установление прямого регулярного диалога между представителями Грузии и России, свободного от постановки и обсуждения политико-правовых споров по Абхазии и Южной Осетии (формат встреч между Григорием Карасиным и Зурабом Абашидзе).

Россия, со своей стороны, открыла рынок для грузинских товаров (алкогольная продукция, минеральная вода, цитрусовые культуры) и упростила визовый режим для грузинских перевозчиков (водителей). Уже не первый год подряд неуклонно растет количество российских туристов, побывавших в Грузии, стабильно входящей в первую десятку стран, наиболее популярных у туристов из России.

Но даже эти небольшие подвижки оказались под угрозой в конце июня 2019 года. И если поводом для нового раунда российско-грузинского противостояния послужило выступление в парламенте Грузии депутата Госдумы Сергея Гаврилова, его причины явно имеют более глубокий характер. Их нужно искать прежде всего во внутриполитической динамике кавказской республики. Тем не менее, когда первые лица государства прибегают к воинственной риторике, чтобы получить очки на внутриполитической арене, это неизбежно ведет к усилению напряженности в отношениях с Москвой, что и обуславливает решение Кремля об ограничении воздушного сообщения между двумя странами. Других возможных ограничений исключать также не стоит. Грузии предстоят парламентские выборы (они состоятся в 2020 году). До этих пор улучшение отношений прогнозировать сложно. «Российская угроза» («оккупация») почти наверняка будет одной из главных тем кампании. Можно предположить, что западные союзники Тбилиси также не откажутся поучаствовать в борьбе против «руки Москвы».

В этой связи единственной сферой возможной кооперации двух стран остается переговорный фортам «Карасина-Абашидзе», а также участие в Женевских дискуссиях по безопасности на Кавказе. Либерализация визового режима российской стороной, о чем велось много разговоров, накануне июньских событий была отложена Москвой на неопределенный срок (7).

Армения – Россия: революция союзничеству не помеха 


В 2018 году в Армении произошла «бархатная революция». Массовые протесты, начавшиеся под лозунгами «сделай шаг, скажи – нет Сержу», привели к отставке премьер-министра республики, который до этого в течение восьми лет был ее президентом. Вскоре после этого лидер протестного движения Никол Пашинян, хотя и не с первой попытки, был утвержден главой правительства, а в декабре 2018 года его блок «Мой шаг» одержал уверенную победу на досрочных парламентских выборах. Это позволило стать Пашиняну главой правительства уже посредством электоральной процедуры, а не в рамках логики революционной целесообразности.

Армения занимает особое место среди республик бывшего Советского Союза. В отличие от Грузии, Украины или Молдовы, переживших смену власти в результате массовых народных протестов, эта страна не дистанцировалась от бывшего союзного центра, не ставила своей стратегической целью вступление в НАТО и в ЕС. Напротив, она стала стратегическим партнером Москвы, вошла во все интеграционные проекты, инициированные РФ. И поэтому политические перемены в Армении до сих пор вызывают непростую и неоднозначную рефлексию в российских политических и экспертных кругах. Еще в сентябре 2017 года сторонники Пашиняна из движения «Елк» («Выход») ставили в национальном парламенте вопрос о целесообразности нахождения Армении в Евразийском экономическом союзе, активно выступали за «десоветизацию» и «декоммунизацию» страны. Многие ближайшие соратники нового премьера (например, секретарь Совбеза республики Армен Григорян) делали карьеру в неправительственных организациях, в том числе тех, что получали финансовую поддержку из США и ЕС.

Однако за год пребывания у власти команда Пашиняна не подвергла ревизии ни один из базовых элементов российско-армянского стратегического союзничества. Лидеры армянского протеста, пришедшие во власть, с первой минуты подчеркивали, перемены в Армении – не «цветная революция», в том смысле, что основой протеста стали внутренние причины, а не геополитическая конкуренция. Они сохранили приверженность республики евразийской интеграции. Вопросы о выходе Армении из ОДКБ и ЕАЭС не были поставлены в повестку дня, напротив они были обозначены, как приоритеты даже в ходе переговоров с представителями западных государств. Сохранилось экономическое взаимодействие с крупными российскими корпорациями («Газпром», «РЖД»). Более того, в феврале 2019 года Армения первой из стран-членов ОДКБ присоединилась к гуманитарной миссии в Сирии, отправив в эту арабскую страну 83 специалистов (прежде всего, медиков и саперов). Фактически Ереван продемонстрировал солидарность с Россией в деле сирийской постконфликтной реконструкции (8).

Впрочем, все перечисленные выше факты не должны создавать благостной картинки. За год после «бархатной революции» внутриполитический ландшафт республики радикально изменился. Прежняя правящая партия РПА даже не прошла необходимый барьер на досрочных парламентских выборах. Те, кто еще год назад рассматривался в качестве оппозиционеров и даже маргиналов (включая самого Пашиняна), стали ответственными чиновниками. При этом трудно отделаться от впечатления, что новая власть пытается свести счеты с предшественниками, что особенно видно по уголовному преследованию экс-президента Роберта Кочаряна (занимал этот пост в 1998-2008 гг. и был сторонником наращивания кооперации с Россией). Между тем, Москва воспринимает эту ситуацию настороженно, опасаясь, что передел власти, и, не исключено, собственности, может серьезно дестабилизировать ситуацию внутри Армении, стать причиной обострения нагорно-карабахского конфликта, способствовать выходу на поверхность радикалов вроде тех, что представляют партию «Сасна црер». Как следствие, сложности в выстраивании двусторонних отношений, недоверие, а то и скепсис к действиям «революционных властей» (9).

Как бы то ни было, оказывая моральную поддержку Кочаряну (поздравления экс-президенту со стороны Владимира Путина) (10), Москва в целом принимает новые армянские реалии, демонстрирует готовность к кооперации с командой Пашиняна. По отдельным направлениям (прежде всего, военно-техническая сфера) можно говорить о формировании доверительных отношений между высокопоставленными чиновниками, принимающими решения.

Россия – Азербайджан: прагматизм как основа отношений

Азербайджан находится между двумя крайними «полюсами» кавказской геополитики. С одной стороны, он не участвует в евразийских интеграционных проектах, активно продвигаемых Россией. С другой стороны, в отличие от Грузии, не стремится к вступлению в НАТО и ЕС. Для Баку сотрудничество с Москвой позволяет обеспечить дистанцию от Запада, критически настроенного в отношении внутриполитической ситуации в республике (нарушения прав человека, обвинение руководства республики в авторитаризме). В 2016 году Россия поддержала конституционный референдум, целью которого было продление срока президентской легислатуры с пяти до семи лет и расширение полномочий главы государства, а в феврале 2017 года — назначение супруги президента Ильхама Алиева Мехрибан на пост вице-президента. Естественно, в 2018 году РФ обозначила свое согласие на решение азербайджанских властей провести досрочные президентские выборы и одной из первых поздравила старого нового главу государства. Следовательно, официальная позиция Российской Федерации является важным фактором международной легитимации политических порядков в прикаспийском государстве, что ценит и официальный Баку.


Еще один важный для двусторонних отношений момент – позиция РФ по нагорно-карабахскому урегулированию. Нагорно-Карабахская республика, как непризнанное образование или участник противостояния вообще не упоминается в Концепции внешней политики 2016 года (хотя, например, Приднестровье рассматривается, как сторона конфликта) (11). Москва максимально заинтересована в сохранении баланса между Ереваном и Баку (что особенно важно после утраты рычагов влияния на Грузию в 2008 году). В отличие от грузино-абхазского и грузино-осетинского конфликта обе стороны, вовлеченные в нагорно-карабахское противостояние, демонстрируют позитивное отношение к российскому посредничеству. Для Армении, участника интеграционных проектов с доминированием России (ОДКБ и ЕАЭС), медиация Москвы служит определенной гарантией невозобновления полномасштабных военных действий. Но для Азербайджана – это важный символ того, что его территориальная целостность не будет пересмотрена в одностороннем порядке.

Однако российско-азербайджанское двустороннее партнерство имеет и четкие пределы. Азербайджан стремится играть собственную партию в энергетических проектах региона, выступая партнером Запада. Баку четко и последовательно поддерживает территориальную целостность, как Грузии, так и Украины. Прикаспийская республика не спешит присоединиться к евразийским интеграционным проектам, патронируемым Москвой. При этом сама Россия пытается осуществлять интеграцию, которая не напоминала бы СНГ («инструмент для цивилизованного развода»). Но до решения нагорно-карабахского конфликта совместное пребывание в одной интеграционной структуре Армении и Азербайджана способно сделать ее КПД нулевым.

Де-факто государства Кавказа 

В настоящее время мы можем выделить две базовые позиции России по данному вопросу. Первая – ревизионистская. Москва признает независимость Абхазии и Южной Осетии, официально отказываясь от поддержки территориальной целостности Грузии. Вторая – поддержка имеющегося статус-кво, что выражается в отказе от признания Нагорно-Карабахской республики (НКР) и даже любых контактов с ней кроме предусмотренных мандатом Минской группы ОБСЕ, где Россия – один из трех сопредседателей. РФ, имея стратегический альянс с Арменией, в урегулировании конфликта между ней и Азербайджаном, признает азербайджанскую территориальную целостность.

В Концепции российской внешней политики 2016 года (в этом плане она повторяет положения Концепции 2013 года) в число российских приоритетов входит «содействие становлению Республики Абхазия и Республики Южная Осетия как современных демократических государств, укреплению их международных позиций, обеспечению надежной безопасности и социально-экономическому восстановлению». 

Таким образом, фактически для Москвы на Южном Кавказе существует не три государства (что совпадает с членством Азербайджана, Армении и Грузии в ООН), а пять. Свои отношения с Абхазией и Южной Осетией Москва выстраивает на основе двусторонних договоров «О союзничестве и стратегическом партнерстве» (от 24 ноября 2014 года) и «О союзничестве и интеграции» (от 18 марта 2015 года) соответственно. И хотя оба документа зафиксировали растущее военно-политическое присутствие Москвы в двух частично признанных республиках (на сегодняшний день армия Южной Осетии по факту интегрирована в российские вооруженные силы), их нельзя назвать новой вехой. Они формально закрепили тот расклад, который обозначился в августе 2008 года, когда Москва окончательно превратилась в гаранта безопасности, восстановления и социально-экономического развития Абхазии и Южной Осетии.  

Наряду с общими чертами два договора имеют свои особенности. Эти различия объясняются фундаментальным расхождением двух проектов. Если Абхазия стремится к сохранению своей государственности (при российских военно-политических гарантиях), то Южная Осетия рассматривает независимость не как самоцель, а как переходный этап к объединению с Северной Осетией под эгидой России. В абхазском случае присутствует стремление республиканской элиты сохранить определенные преференции (россияне до сих пор не получили права на получение абхазского гражданства, а также доступа к земельным ресурсам и недвижимости; из названия двустороннего договора было исключено слово «интеграция»). Следует особо отметить, что руководство Абхазии подвергало документ о союзничестве с Россией неоднократной переработке (12).

Югоосетинская же сторона, напротив, заинтересована в максимальной интеграции с Россией вплоть до вхождения в ее состав (по примеру Крыма). Однако Москва последовательно уклоняется от постановки вопроса об изменении нынешнего статуса Южной Осетии и о возможном пополнении государства путем присоединения нового субъекта. В 2014-2017 гг. в Цхинвале интенсифицировалась дискуссия о проведении референдума об объединении с Россией. И хотя победу на них одержал лидер партии «Единая Осетия» Анатолий Бибилов (на тот момент спикер республиканского парламента), который последовательно выступал за форсированное объединение «двух Осетий» под эгидой РФ, эта идея не получила поддержки Москвы. Мультипликации «крымского сценария» не произошло. Сам Бибилов фактически «заморозил» «объединительный проект».

При этом степень влияния Москвы на абхазские и югоосетинские элиты не следует преувеличивать, объясняя все военной и финансовой поддержкой. Многие внутренние процессы там имеют собственную логику. Так в 2014 году власть в Абхазии сменилась в результате массовых протестов, а после избрания на президентский пост Рауля Хаджимбы оппозиционные выступления фактически не прекращаются. В 2017 году президентом Южной Осетии стал Анатолий Бибилов, хотя в ходе кампании Владимир Путин оказывал публичную поддержку его главному оппоненту (на тот момент главе республики) Леониду Тибилову.

Таким образом, политика России на Южном Кавказе представляют сложную палитру. По определенным пунктам мы видим жесткие расхождения РФ с Западом (США и ЕС). Они касаются членства Грузии в НАТО и перспектив урегулирования в Абхазии и в Южной Осетии. Однако это не закрывает им путь к селективной кооперации по Карабаху. Россия использует в своей практике, как ревизионистские подходы (отказывая в признании Грузии в границах Грузинской ССР 1989 года), так и поддержку статус-кво. Тем не менее, где это возможно, Москва стремится не закрывать наглухо двери для диалога, действуя поверх неразрешенных противоречий. Если имеется возможность, то РФ балансирует между странами, находящимися в жесткой конфронтации (пример Армении и Азербайджана). При этом для России важна не какая-то заранее детерминированная схема («крымский кейс» или абхазско-осетинская модель признания), а конкретные ситуации. В каждом случае применяется свой собственный алгоритм, а не абстракция, под которую подгоняется живая жизнь.





Ссылки:

1.Press conference by NATO Secretary General Jens Stoltenberg following the last meeting of the North Atlantic Council in Foreign Ministers’ session //https://www.nato.int/cps/en/natohq/opinions_165235.htm 2 019. – April, 4.

2.The New Geopolitics of the South Caucasus: Prospects for Regional Cooperation and Conflict Resolution. Ed. By Shireen Hunter. Lexington Books. 2017. 304 pages.

3.Fiona Hill, Kemal Kirişci, and Andrew Moffatt “Retracing the Caucasian Circle: Considerations and constraints for U.S., EU, and Turkish engagement in the South Caucasus” // https://www.brookings.edu/research/retracing-the-caucasian-circle-considerations-and-constraints-for-u-s-eu-and-turkish-engagement-in-the-south-caucasus/  

4.Daniel Treisman “Why Putin Took Crimea: The Gambler in the Kremlin,” Foreign Affairs (May– June 2016) //https://www.foreignafairs.com/articles/ukraine/2016-04-18/why-putin-tookcrimea

5.В ходе пресс-конференции по итогам вашингтонского министериала НАТО 4 апреля 2019 года Генсек Альянса Йенс Столтенберг заявил: «Мы наращиваем наши усилия в Черноморском регионе. Мы согласовали пакет мер по увеличению разведывательной деятельности, учениям и по всем вопросам, которые, по нашему убеждению, важны для Черноморского региона. И, конечно же, для работы с нашими партнерами – Грузией и Украиной». //https://www.nato.int/cps/en/natohq/opinions_165235.htm 2019. – April ,4. 

6.Грузия: предвыборная агитация в свете колючей проволоки //https://regnum.ru/news/polit/2516205.html 2018. – 9 ноября.

7.«Карасин: Россия была готова отменить визы для Грузии» // https://sputnik-georgia.ru/russia/20190702/245793758/Karasin-Rossiya-byla-gotova-otmenit-vizy-dlya-Georgia.html 

8.Армения первой откликнулась на призыв помочь Сирии — Шойгу https://ru.armeniasputnik.am/politics/20190208/17168795/armeniya-pervaya-otkliknulas-na-prizyv-pomoch-sirii-shojgu.html 2019- 8 февраля.

9.Лавров: ситуация в Армении вызывает озабоченность у России // https://tass.ru/politika/5417800 2018- 31 июля.  

10.Путин поздравил Кочаряна с Новым годом – Песков // https://ru.armeniasputnik.am/politics/20181228/16492272/putin-pozdravil-kocharyana-novym-godom-peskov.html 2018- 29 декабря.

11.Концепция внешней политики Российской Федерации // Министерство иностранных дел Российской Федерации, 1 декабря 2016 года //http://www.mid.ru/foreign_policy/news/-/asset_publisher/cKNonkJE02Bw/content/id/2542248 

12.См. сравнительные варианты текстов двустороннего договора между РФ и Абхазией: http://www.kavkaz-uzel.eu/articles/252874/